Небольшая ковидная сценка
Певец Отс (баритонально, со значением): Всегда быть в мааске – судьбааа мояааа!
Маска действительно присутствует, однако надета она отнюдь не на глаза, а на рот и нос; от этого голос немного приглушается и приобретает ещё более эстонский акцент – впрочем, едва уловимый.
Поэт Губанов (протягивая вперёд вооруженные медицинскими перчатками кисти): Я теперь и пью в перчатках!
Некоторое время стоят, как будто чего–то ожидая. Однако ничего не происходит.
Певец Отс (с ещё большим значением): Всегда быть в мааске – судьбааа мояааа!!!
Поэт Губанов (делая акцент почти на каждом слове): Я! Теперь! И пью! В перчатках!!!
Опять выжидательно замолкают.
Певец Отс: Ну, и?
Поэт Губанов: Что «ну, и?»?
Певец Отс: В этом месте кое–у–кого реплика.
Поэт Губанов: У кого?
Певец Отс: У него.
Показывает глазами куда–то вверх. Вверху, в окне, видны физиономии Бродского и его кота. Оба молчат, причём Бродский молчит принципиально, а кот – потому что нет повода для разговора.
Поэт Губанов: А что он должен говорить?
Певец Отс: Что–то про карантин. Я – про маски, ты – про перчатки, а он – про карантин.
Выжидательно смотрят вверх. Бродский с ненавистью глядит в ответ и молчит.
Поэт Губанов: Что же он молчит–то? Эй, парень, твоя реплика!
Бродский демонстративно отворачивается.
Певец Отс: Брезгует. Народ из него только одну строчку запомнил – вот он и обиделся.
Поэт Губанов (с московским напором): Какие мы нежные! Я, может, тоже написал кучу гениальных стихов, а вот хожу и – «я теперь и пью в перчатках»! И ничего, не растаял!
Кот Бродского тоже демонстративно отворачивается.
Поэт Губанов (Певцу Отсу): Слушай, вспоминай давай, что он там должен был про карантин. Ведь до второго пришествия тут стоять будем! А трубы–то горят – пусть даже и в перчатках…
Певец Отс (задумчиво): Я не очень хорошо помню… Что–то вроде «не нарушай карантин – не делай глупостей…».
Поэт Губанов: Псссс! Тоже мне – поэт! Так любой скажет.
Певец Отс: Нет, там как–то более складно было, и даже в рифму…
Поэт Губанов: Слушай, если это стихотворение, то там не могло быть этого лобового «карантин» – он же не из Роспотребнадзора. Поэзия тяготеет к точности, но при этом через деталь раскрывается мир – он должен был сказать что–нибудь вроде «не заходи за черту, не заходи за черту…»!
Певец Отс: Не выходи.
Поэт Губанов: Что «не выходи»?
Певец Отс: Его реплика начинается с «не выходи».
Поэт Губанов: Отлично! Вспоминай: не выходи куда? не выходи откуда?
Певец Отс: Оттуда.
Указывает глазами вверх.
Поэт Губанов: Ладно. Пусть. А что у него там?
Певец Отс: Окно.
Поэт Губанов: Господи, какие же вы, эстонцы…
Певец Отс (заинтересованно): Какие?
Поэт Губанов: Не важно. Что у него за окном? Кухня, комната, ванная?
Певец Отс (озаряясь): Комната! Не выходи из комнаты!
Бродский и его кот с напряжением глядят сверху.
Поэт Губанов (грозя кулаком вверх): Мы тебя раскрутим, засранец! (певцу Отсу) Теперь давай разберёмся с этим «не делай глупостей». После прозаичного «не выходи из комнаты» настоящий поэт должен сделать иррациональный стилистический акцент – нельзя просто сказать «не делай глупостей». Это преступление против языка. Даже хуже!
Певец Отс (сомнамбулически): Это хуже, чем преступление…
Поэт Губанов (одобрительно): Эстонец, да ещё и певец, а понимает!
Певец Отс: Это ошибка!
Поэт Губанов: Никакой ошибки! Мы на верном пути…
Певец Отс (как бы возвращаясь в мир): Не выходи из комнаты, не делай ошибку! Там точно строчка заканчивалась на «ошибку».
Поэт Губанов: Акцент, иррациональный стилистический акцент, старик! Что ты рассуждаешь, как старпёр, как Михалков? Замени «не делай» на что–то из высокого штиля. И ещё удлини его – «не пам–пам–пам ошибку». Ты же певец, ты должен чувствовать музыку стиха!
Певец Отс (напряженно): Не выходи из комнаты, не производи ошибку… Не выходи из комнаты…
Поэт Губанов: Одну стопу сократи.
Певец Отс: Не прояви… не сотвори… Можно сотворить ошибку? Это по–русски?
Поэт Губанов: По–русски, но здесь слышна ирония, почти пародия – для нас это слишком. Нужно что–то близкое, но стилистически более нейтральное. Дерзай, старик! Соверши ещё одно усилие!
Певец Отс: Оооо! Вот оно: «не выходи из комнаты, не совершай ошибку»!
Бродский в окне хватается за голову.
Поэт Губанов: Так его, касатика! Морда очкастая! Съел?
Певец Отс (не в силах остановиться): «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь шипко…» Леонид, в русском языке есть слово «шипко»?
Поэт Губанов: Нет.
Певец Отс: Но там точно было так: «Зачем тебе Солнце, если ты куришь шипко?»…
Поэт Губанов: А, это «шибко». Эстонская твоя душа – ты неправильно произнес слово: «шибко» – то есть «очень». Зачем тебе Солнце, если ты так много куришь?
Певец Отс: Ты не находишь, что это странная фраза?
Поэт Губанов: Не нахожу. Зачем человеку Солнце, если он дымит, как паровоз? Думаешь, так надо понимать эту строчку? Это ложное прочтение, старик! Дым – это аллегория тьмы, смерти, незнания, неведения Бога; Солнце – это аллегория света, Божественного начала. То есть он хотел сказать: раз ты всем своим существом тянешься к мраку, то зачем тебе свет? Раз ты все свои помыслы устремляешь к тленному и бездуховному, то зачем тебе Бог и Его откровение? И это логичное продолжение фразы «не выходи из комнаты, не совершай ошибку» – да, тебя тянет нарушить карантин, однако это ведёт к гибели, гибели не только физической, но и духовной. Всё–таки он (смотрит снизу вверх на Бродского) дело разумеет, хоть и сноб.
Певец Отс (поглядывая на часы): Леонид, давай уже…
Поэт Губанов (поглядывая на часы певца Отса): Отменные котлы!
Певец Отс: Что?
Поэт Губанов: Давай–давай. Начали!
Певец Отс (баритонально, со значением): Всегда быть в мааске – судьбааа мояааа!
Поэт Губанов (протягивая вперёд вооруженные медицинскими перчатками кисти): Я теперь и пью в перчатках!
Коротко глядят вверх: Бродский смотрит в пустоту.
Певец Отс и Поэт Губанов (вместе): Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь шибко?
Ещё раз коротко глядят вверх – на этот раз горделиво. Уходят.
Кот Бродского: Joseph, I didn’t get it: are they idiots or not?
Бродский отрешённо пожимает плечами…
(c) Д.Коломенский