Окурок. 21+
“И жену удавивший Капалин,
и активный один педераст
всю дорогу до зоны шагали, вздыхали,
не сводили с окурочка глаз.”
Окурка ненавидели все.
Причиной коллективной ненависти к этому в общем-то обычному офицеру являлась довольно замысловатая форма его служебной шизофрении.
Господь Всемогущий придумал для человеков тысячи и тысячи разновидностей разных увлекательных ебанин, но на нашу беду наградил подполковника Попкова самым извращенным и человеконенавистническим видом душевного расстройства.
Подполковник ненавидел окурки.
Любой, самый незаметный и ничтожный чинарик вызывал в нем приступы дикой ярости.
День, когда Окурок (армейские зубоскалы не стали фантазировать с погонялом) заступал на дежурство по полку, все дневальные, дежурные по ротам и личный состав воспринимали, как кару Божью. «Вешались», на армейском слэнге.
Попков рыскал по располаге и искал вожделенные бычки. И находил, разумеется.
Если запереть внутри забора 1000 курящих мужчин, то последствия их вредных привычек окажутся всюду. На траве, в кронах деревьев, в трубах заборов, между бордюрами дорог, под подоконниками, в дуплах белок, гнездах птиц и норах грызунов.
И даже на фуражке п-пка Попкова, куда его метко заплюнули ненавистники. Вместе со жвачкой. Окурок проходил полдня с этим украшением, и ни одна падла ему о том не сообщила.
Личный состав на его дежурстве массово лазил по располаге и искал долбаны.
Занятие сколь трудоемкое, столь и бессмысленное. «Ксанф, выпей море!»
Казарменные психоаналитики терялись в догадках, какие детские травмы вызвали в Попкове эту назойливую фобию. Я же предположил, что дело в пророчестве. Мол, примешь ты смерть от коня своего, откуда и режим паники от любого чинарика. Наванговал, называется.
Проверка нагрянула неожиданно, то есть предупредили начальство за неделю. Всю эту неделю личный состав лихорадочно прихорашивал располагу. Красил, белил, защебенивал, бетонировал, рисовал стенды, устранял недостатки, потом устранял устраненное, прихорашивался сам.
Все это в режиме «хватай мешки, вокзал отходит». За день до приезда проверяющих дежурным поставили Окурка.
И заебаный полк сутки ползал на карачках в поисках ненавистных чинариков. Утром народ угнали в поля, чтоб мерзостью харь не смущали начальство.
Подшитый, наглаженный, начищенный Окурок бродил по пустынной части, проверяя последние штрихи совершенства. Забрел в курилку возле штаба.
Присел на лавочку перекурить. Да, сам ненавистник дымил не хуже прочих.
До приезда проверяющих оставались минуты…
(Звучит тревожная музыка)
Посередине курилки была врыта бочка, заменявшая пепельницу.
Годами в нее швыряли бычки поколения военнослужащих. На моей памяти ее никто не чистил, только трамбовали. Внизу, на дне, наверняка можно было встретить антикварные окурки от «Герцоговины Флор», а то и дореволюционные пахитоски и «козьи ножки» революционных матросов.
По слоям бычков археологи смогли бы сделать выводы об ассортименте табачной промышленности России от Петра Первого и до эпохи перестройки и гласности.
Окурок закурил и аккуратно бросил спичку в бочку…
…Когда впоследствии искали виноватых, установили, что безответственные ненайденные штабные шофера мыли движки своих авто какой-то злой химией. Остатки химии этой после промывки деталей слили в украденный в столовке чан.
Прапор, начальник столовой, обнаружил чан с надписью «Первое» и устроил шоферам истерику. Те по запаре слили адскую смесь в бочку и вернули упертое в столовку.
Окурок закурил и аккуратно бросил спичку в бочку… Ебануло так, что во всем поселке завизжали сигнализации на машинах.
Содержимое бочки вылетело на полсотни метров вверх и равномерным слоем покрыло окрестности. Приехавший генералитет только глаза пучил на это диво дивное. Сверху на их золотые погоны тихо оседал пепел…
Нечасто такое бывает, чтоб приехал проверять образцово-показательную часть, а попал в Хиросиму.
Все вокруг: плац, штаб, стенды наглядной агитации было залеплено бычками. Посредине этой апокалиптической картины разевал рот и трясся крупной дрожью виновник торжества, внешне собой напоминающий авангардистский плакат о вреде курения.
Генералитет обрел дар речи и обратился к Окурку с пламенным спичем, где цензурными были только паузы, чтоб воздух в глотки набрать.
Когда две фобии (ненависть к бычкам и страх перед начальством) объединялись в контуженом сознании Окурка, с ним случился когнитивный диссонанс. Проще говоря, у окурка свистнула фляга.
Он завыл простреленной навылет гиеной, отчего генералы опасливо попятились, потом оперно захохотал болотной выпью и вдруг, обретя четкость сознания в пространном ответном слове обнаружил истинное величие духа. Окурок озвучил комиссии то, о чем мечтают сказать в армии все проверяемые проверяющим.
Громко, четко, разделяя рубленые фразы паузами, герой сообщил, что он, подполковник Попков Гаврила Ардалионович, 1952 года рождения, несудимый (пока), член КПСС вертел на своем детородном органе со скоростью 24 оборота в минуту этот штаб, эту курилку, этот плац, эту часть, эту дивизию, эту армию, эту комиссию и лично товарища генерал-лейтенанта, причем товарища он вертел на хую против часовой стрелки, генерала по ней, родимой, а лейтенанта опять же против.
После в наступившей звенящей тишине прозорливо добавил, что подполковник (в отставке) Попков доклад закончил, спросил разрешите идти, принял ошарашенное молчание за согласие, отдал залепленную бычками честь, по-уставному развернулся через левое плечо, и, печатая шаг, удалился в народное хозяйство.
На удивление историю замяли, Окурка по-тихому уволили с сохранением пенсии по состоянию здоровья, а командование части вяло выебли. Но так, без азарта.
Начальство еще пребывало в столь сильном впечатлении от увиденного-услышанного, что не смогло оформить свои чувства во внятные звуки и резолюции.
Единственным результатом этой истории можно считать категорический запрет использования бочек в качестве пепельниц. Ну и то, что мы зажили относительно спокойно без этого поборника чистоты.